Все сложнее в будущем будет оправдываться

Вначале система наслаждалась пранком, ставшим, фактически, одним из методов госхулиганской международной политики, сладострастно гыгыкая, рассказывая о розыгрыше очередного посла, президента или недруга рангом поменьше, однако теперь ей отлилось той же мерой. Жизнь — лучший учитель и арбитр.

Разговор Навального со своим предполагаемым отравителем, проведенный в вечном отечественном жанре «шестерка большого начальника из центрального офиса звонит на места накосячившему менеджеру для получения отчета» безусловно станет, да уже стал, неотъемлемым фрагментом истории нашего времени, как и само отравление Навального.

Это успех, который только подтверждает безусловное интеллектуальное преимущество расследователей, кем бы они не были. Успех, подтверждающий и делающий еще более основательными все предыдущие версии, сложенные в один, ясный, четкий и последовательный рассказ, который вскрывающиеся новые факты не опровергают, а дополняют. Это успех, несмотря на то, что сама попытка убийства одного из самых известных политиков страны и атмосфера, в которой она оказалась возможна, являются нашим общим поражением.

Да, противники оснащены лучше и технически, и финансово, да, за ними стоит огромная государственная машина, но сама ситуация, когда «участник оперативной группы» час говорит с тем, за которым он следил годами и не узнает его ни по голосу, ни по интонациям, демонстрирует, что несмотря на огромный ресурс, мы имеем дело с косностью исполнителей, фактически тех самых, тянущих лямку, невысоких менеджеров, для которых задача скинуть поскорее нелюбимую работу, поскорее достирать трусы Навального и поехать, наконец, на свои шесть соток, предварительно оплатив с получки взятые кредиты.

С другой же стороны именно эти проходные, уныло-посконные производственные интонации, с которыми «менеджер» говорит об убийстве, пусть и несостоявшемся, и пугает. «Ужасно, когда тебя пытает не враг, а чиновник. Вот посмотрите на мою левую руку. Мне ее отпилили в доброй довоенной охранке, в три приема, и каждый акт сопровождался обширной перепиской… Палачи выполняли тяжелую, неблагодарную работу, им было скучно, они пилили мою руку и ругали нищенские оклады. И мне было страшно».

Что можно теперь констатировать? Они будут пытаться все замолчать, позиция не изменилась, если чего-то нет на центральном телевидении, того нет вообще. Да, десять-пятнадцать миллионов прочитают, увидят, поймут, но расчет на оставшиеся сто тридцать и их апатию, нежелание узнавать плохие новости, открывать глаза и понимать, познавать страну и систему, в которой они живут.

Если где-то замолчать не удастся, как, скажем, на международных пресс-конференциях, то тогда можно врать, плутать, петлять или вяло отругиваться, что уже вошло в национальную дискуссионную традицию.

Доброхотов, пытающихся оправдать, защитить, заявить, что не все еще ясно и понятно будет меньше, чем раньше, поскольку не признавать факты уже неприлично и является диагнозом твоей интеллектуальной или душевной неполноценности, но они все равно останутся.

Представители «элит» в ужасе выдохнут, если такое возможно с оппозицией, то скоро, по родной отечественной традицией придут и за нами, и так же промолчат, еще более лихорадочно продолжая паковать чемоданы, готовясь к выезду на запасные площадки. А вот элиты рангом поменьше улыбнутся и сладострастно облизнутся — возможно скоро предстоит большой передел.

Буржуи из-за границы деланно ужаснутся, врубят еще парочку санкций пустых и формальных до невозможности, на большее рассчитывать не приходится в виду их собственных проблем и понимания, что без желания самой российской нации помогать ей спастись не имеет смысла.

А многонациональный российский народ махнет рукой. Единственное, все сложнее в будущем будет оправдываться — мы не знали, от нас скрывали, мы ни в чем не виноваты…

(Еще нет голосов, оставьте первым)

Загрузка...